Где-то через час-полтора начнется обратная реакция, и моя теперешняя невозмутимость выйдет мне боком, но это будет через час. А пока – знай наших!
Едва удержавшись от торжествующего взгляда в сторону наставника, я изобразила на лице этакое серьезно-внимающее выражение и с умным видом принялась кивать в такт речам колоритного гнома-анатома. В судебной медицине я разбираюсь так же хорошо, как и в устройстве крылатой ракеты, но изображать восторженное внимание мне это не мешало нисколько. Главное, не приглядываться к, так сказать, объекту исследования.
И вообще… Зомби, зомби… Вот за мамиными грифонами лотки выгребать, особенно ближе к марту, когда у них пора любви начинается – это да-а! После такого никакие вскрытия не страшны. И даже вой восставшего мертвеца полнолунной порою не идет ни в какое сравнение с мартовскими воплями мамулиных крылатых котов.
Из объяснений доброго доктора Роина сына Норина следовало, что будучи живым господин Бе-бе вел сидячий образ жизни, мало времени проводил на свежем воздухе, регулярно употреблял алкогольные напитки и неправильно питался. То есть веселый зомби – убийца президента банка работал обычным офисным клерком. В последнее время среди рас-меньшинств это было модно и даже престижно. Высокое Руководство решило явить обществу образчик современной толерантности, позволив людям даже занимать руководящие должности в частных фирмах. К счастью, на госструктуры эти нововведения не распространялись, к вящей радости всех его сотрудников от эльфов до кикимор, от кабинетных шишек до скромных уборщиц.
Кстати, убиенный господин Стоерос возлежал на соседнем столике, и препарируемый зомби все время пытался выказать тому некоторые знаки внимания: свистел, улюлюкал и глупо хихикал. Отсутствие головы у мертвеца бывшего клерка совершенно не смущало.
– А в желудке у нашего общего друга я обнаружил вот что! Человеческие, женские, – радостно воскликнул гном и повертел у Эрина перед носом баночкой с прозрачной жидкостью, в которой плавал пучок ярко-рыжих длинных волос. – И это еще не всё.
Пред ясные синие очи эльфа-следователя был представлен некий странный предмет – черный кусочек то ли кожи, то ли ткани с несколькими металлическими крючочками в два ряда.
– Это что такое? – меланхолично полюбопытствовал Эрин.
Гном изобразил розовощекой физиономией глупую гримасу, которую он по неведомой причине считал признаком смущения.
– Гм… часть дамского туалета… не при леди Нолвэндэ будет сказано…
Эринрандир несказанно удивился. Кто бы мог подумать, что Роин такой пуританин. Застеснялся прямо как подгорная девственница.
– Какая еще часть?
– Ну… хм… эта… застежка… – патологоанатом попытался допрыгнуть до эльфьего заостренного уха и громогласным шепотом прогудел: – От лифчика… пардон, бюстгальтера.
– Это меняет дело. Уверен?! – хмыкнул следователь и требовательно поглядел на стажерку. – Нолвэндэ, ты лифчик носишь?
– Ношу, – пролепетала девица.
– Погляди внимательнее – это точно застежка от бюстгальтера?
Графомагиня осторожно покосилась на предъявленное ей вещественное доказательство, сморщила носик и чихнула.
– Он самый.
– Возможно, милейший господин Бе-бе не так давно поужинал рыжей девицей, – сделал логичный вывод патологоанатом. – Хотя я могу и ошибаться. Отправлю на анализ содержимое желудка, тогда будем знать точно.
– Что и требовалось доказать. За-ме-ча-тель-но! – пропел Эринрандир и почти с нежностью поглядел… нет, не на юную эльфийку, а на кусок кожаного лифчика.
Еще более трепетного и ласкового взора удостоилась прядь рыжих волос. Гному от щедрот эльфийской души досталось крепкое мужское рукопожатие, господину Бе-бе – хитрое подмигивание, а бедной девочке, стойко перенесшей все тяготы посещения мертвецкой – ни даже крошечной, одобрительной улыбочки и ни единого хорошего словечка ни на квенье, ни на синдарине, ни на гоблин-переводе, на худой конец. Таким вот подлым педагогическим приемом пользовался доблестный энчечекист Эринрандир ап-Телемнар, чтобы стимулировать в практикантах здоровое рвение и желание доказать свою профессиональную состоятельность.
Рыжая прядь и кусок одежды дали ему, наконец, новую ниточку для продолжения расследования. После холодного и невеселого утра прямо-таки до самых краев, как ведро с помоями, наполненного неприятностями, открытие патологоанатома сумело не только порадовать Эрина, но и подняло ему настроение.
– А не попить ли нам кофейка, леди Нолвэндэ? – почти игриво спросил он бледную и окончательно сникшую девушку. – Я пью без сахара. Тем более его все равно нет. Забыл купить.
Он громко-громко подумал: «Нол, приготовь кофе, пожалуйста! Ну, будь другом? – специально, чтобы графомагиня его услышала, и добавил тоже мысленно: – А я никому не скажу про горчатку, ага»
И подмигнул девушке синим, красивым до невозможности и бесстыжим глазом.
Ах, ты ж…
Слов банально не хватило. Ни в маминой квенье, ни в папулином синдарине не нашлось бы достойного эпитета для этого… Гада!
Так позорно засыпаться… Откуда он про горчатку-то узнал, а?! Я же тихонько жевала, деликатно так…
Еще пару мгновений мамин нолдорский темперамент боролся с папиным синдарским самоконтролем. Папины гены победили. Ура. И в самом деле, кто я такая, чтоб тявкать на легендарного и прославленного… и моего непосредственного начальника, к тому же! Нет, уж чему-чему, а соблюдению субординации меня дома хорошо обучили. Если старший говорит «лягушка», начинаем квакать и прыгать! А вот переходить на мысле-речь так уж сразу, так уж запросто – это дурной тон. Это, знаете ли, невместно. Не настолько мы хорошо знакомы.